Кэрол Дуглас - Новый скандал в Богемии
Барон подошел к массивному письменному столу из сучковатой древесины какого-то экзотического дерева.
– Я привык вести дела с мужчинами, – сказал он, обращаясь к Годфри.
– Как и все остальные, – саркастически заметила Ирен. – Потому-то мужчины и владеют миром.
Барон примирительно поднял руку. Его жест был настолько изящным, что я бы не удивилась, если бы из рукава показался кружевной манжет.
– Я знаю, что мадам испытывает отвращение к подобным традициям, – продолжил он, – и в вашем случае я это только приветствую. Однако американцы, вероятно, не понимают порядков Старого Света. Дом Ротшильдов основал один мужчина и пятеро его сыновей. И я горжусь тем, что Амшель Майер был моим дедом.
– У них с женой были дочери? – поинтересовалась Ирен.
Барон кивнул:
– Пятеро.
– Столько же, сколько и сыновей? А что произошло с дочерьми, когда пятеро сыновей стали управлять делами финансовой империи Ротшильдов?
– Они вышли замуж и родили детей.
– И только?
– Они хранили домашний очаг и растили сыновей. А те основали предприятия в Англии и во Франции, далеко за пределами того гетто во Франкфурте, где все началось. Они растили дочерей, чтобы те вышли замуж за сыновей Ротшильдов.
– Но ведь это слишком близкое родство для брака! – ляпнула я, не подумав.
– Двоюродные братья женились на двоюродных сестрах, – согласился барон. – Но потом в наш род влилась и другая кровь. Так или иначе, все Ротшильды доказали, что они отменные дельцы.
С этим я поспорить не могла. Ротшильды были королями европейского финансового мира. С ними могли тягаться лишь американские финансисты вроде Джея Гулда, слухи о котором достигали и Европы.
– Полагаю, вы пригласили нас сюда не для того, чтобы обсуждать родословную Ротшильдов, – заметил Годфри.
Лицо барона повеселело, и он громко рассмеялся:
– Нашу семью во всем мире считают могущественной и даже довольно страшной. Но, признаюсь, разговаривая с вами, я чувствую себя простаком. С американским пылом мадам Нортон, с английской прямотой и честностью мисс Хаксли и с вашим хладнокровием, месье, вы легко можете посрамить меня.
– Я адвокат, не банкир. Мне приходится быть хладнокровным, – ответил Годфри.
– Возможно, мы могли бы придать нашему разговору более веселый тон, – предложил барон, подмигнув. Он кивнул в сторону двери, и к нам подошел мужчина. Он выглядел так изысканно, что я и подумать не могла, будто перед нами простой лакей. В руках у него был серебряный поднос с тремя коробками различных табачных изделий. Он предложил их сначала Годфри, потом Ирен.
Годфри зажал между пальцами длинную тонкую сигару и решительно откинулся на спинку стула с довольным лицом. Лакей наклонился, чтобы зажечь сигару, а затем повернулся к Ирен, открыв серебряную шкатулку, украшенную эмалью. Ирен выбрала маленькую темную сигарету и достала из ридикюля свой перламутровый мундштук.
Лакей поднес к сигарете огонь, моя подруга затянулась и мастерски выпустила в воздух тонкую струйку дыма. Ротшильд недоверчиво поднял брови.
Слуга удалился, и я было забыла о нем, но он тут же появился снова все с тем же серебряным подносом, только в этот раз на нем стояла хрустальная ваза с конфетами.
Никогда раньше меня не обслуживали столь изящно и с такой заботой. Я взяла одну конфету в золотой обертке с розовым рисунком, развернула ее и с наслаждением положила в рот. И только тогда поняла, что теперь мне придется молчать. Конфету, в отличие от сигары, нельзя вынуть изо рта и вальяжно держать в руке во время беседы.
У начинки был медово-клубничный вкус.
Барон устроился в кресле с сигарой. Она была такой же длины, как сигара Годфри, но в два раза толще. Лакей поднес нам бокалы – как я предположила, с шампанским. Но когда я пригубила из своего бокала, то поняла, что в нем минеральная вода.
Осведомленность барона была поразительной. Казалось, что за учтивостью и внимательностью скрывается сам дьявол. И мне на секунду почудилось, что, когда он с улыбкой затягивается сигарой, дым клубами поднимается у него прямо из ушей.
– Что ж, вы отлично подготовились, барон, – сказала Ирен. Она рассматривала золотую змейку на мундштуке, а струйка дыма от ее сигареты, извиваясь, поднималась вверх, словно продолжение змеиного хвоста. – Вы многое узнали о нас, даже изучили наши привычки.
– Почему бы и нет? У Ротшильдов лучшие шпионы в Европе.
– Тут не поспоришь, – согласился Годфри. – И у ваших осведомителей явно есть дела поважнее, чем выяснять, что мисс Хаксли не курит и не пьет.
Барон поднялся, прошелся немного по комнате и сел на край письменного стола, положив ногу на ногу. В такой позе даже сам Оскар Уайльд казался бы Шалтаем-Болтаем. Однако барон явно чувствовал себя вполне комфортно.
– Сначала я собирался говорить только с вами, месье Нортон. Но потом из разных источников я узнал, что мадам Нортон не простит, если о ней забудут. – Барон поклонился Ирен. – И по правде говоря, она подходит для наших целей даже больше, чем вы, месье. Затем меня убедили в том, что необходимо и участие мадемуазель Хаксли. Хоть вы и не член семьи, но неотъемлемая часть всей троицы. И я пришел к выводу, что втроем вы гораздо сильнее, чем кто-либо из вас по отдельности.
– И в чем же наша сила? – язвительно спросила я, проглотив наконец остатки конфеты. – В том, чтобы шпионить за кем-то?
Барон поднял палец:
– Совершенно верно, мадемуазель Хаксли. Такими проницательными могут быть только англичане! Потому-то мой дядя Натан из Лондона преуспел лучше всех нас. Понимаете, мы разъехались кто куда, и в каждой из ветвей семьи Ротшильдов сформировались свои черты, свой характер. Мне, как французским деликатесам, свойственны мягкость и утонченность. Но вы сразу добрались до сути дела. Нас бы очень устроило, если бы вы втроем стали нашими глазами и ушами. Вы вращаетесь в определенных социальных кругах и превосходно подходите для этой роли. Месье Нортон в курсе юридических международных дел, мадам Нортон обладает особым талантом очаровывать аристократов и творческих личностей, а ваш, мадемуазель Хаксли, дар проникать всюду незамеченной просто невозможно недооценить. С такими качествами вы представляете собой поистине уникальный союз. Вы можете добывать крайне важную информацию не только для Ротшильдов, но для многих людей в Европе.
– Что, в общем-то, одно и то же, – с негодованием сказала я, чувствуя, как последний кусочек конфеты медленно двигается вниз по пищеводу. Я икнула и судорожно отпила воды из бокала, едва не поперхнувшись.
– Но почему вы выбрали для этой миссии именно нас? – резко спросила Ирен.
Барон задумчиво смотрел на сигару.
– На меня произвело впечатление ваше участие в делах Алисы Гейне, герцогини Ришелье. Благодаря вашим стараниям она стала будущей княгиней Монако.
– Понятно. – Ирен откинулась на спинку кресла и затянулась сигаретой. Серебряные нити на ее темном платье были похожи на кольца дыма. – Алиса – родственница ваших конкурентов, семьи банкиров Гейне.
– Основателем их дела был Соломон Гейне из Гамбурга, – добавил Годфри.
– Начав с шестнадцати монет, Соломон Гейне стал одним из самых богатых банкиров Германии. Майер Амшель Ротшильд не имел и того, но ему повезло, у него было больше потомков, которые продолжили его дело, – пояснил барон.
– Но почему вы решили, что мы станем следить за кем-то? – поинтересовалась я, когда смогла наконец свободно дышать. Я постаралась сформулировать вопрос так, чтобы барон понял, что сама идея шпионить для кого бы то ни было кажется мне безнравственной.
– Ну, хотя бы потому, что мы вас попросили об этом. Я понимаю, что для вас этой причины недостаточно, мадемуазель Хаксли. Тогда я расскажу вам о том, что наши так называемые шпионы не раз помогали европейским столицам выстоять среди беспорядков и неразберихи. Ротшильды частенько открывали свои сундуки с золотом, чтобы спасти честь короны или помочь парламенту. Деньги любят мирное время. Однако после самоуправства Наполеона Европа переживала трудные времена.
– Политика европейских государств действительно была долгое время в печальном состоянии. Только вряд ли это может служить причиной того, чтобы нанимать нас на работу, – с сомнением сказал Годфри.
– Нет, причиной стали определенные государственные сложности, неловкая ситуация в одной королевской семье, и даже хуже того… здесь замешаны личные проблемы, такие, о которых я не осмелился бы рассказать почти никому. Возможно, даже вам.
– О чем вы? – живо спросила Ирен. Барон ловко закинул наживку, и она тут же клюнула на нее.
Барон развел руки в стороны, и в воздухе повисла струйка сигарного дыма.
